Алуштинский гипсолог, выйдя на пенсию, по-прежнему живет, как ему нравится: в каждой «дырке затычка»
Михаил Николаевич Тимофеев из Алушты, выйдя на пенсию, новых занятий себе не ищет, тем не менее живет насыщенной жизнью занятого человека. Он единственный не только в Алуште, тем не менее и, пожалуй, в Крыму действующий дипломированный гипсовый техник. Проще — гипсолог, который виртуозно владеет всеми методами своей специальности. И отдал ей 54 года!
А его однокомнатная квартира — словно музей истории Отечества в картинках и предметах. Вместо обоев — вырезки из газет и журналов, старые театральные и киноафиши, подобранные не абы как, а с юмором. Он и сам любитель похохмить — этакий шукшинский чудик. (Мобильника не завел!) И никак не скажешь, что разменял восьмой десяток.
ОН ОШИБСЯ, ТЫ — КРИВОЙ-КОСОЙ
Гипсолог — человек, который накладывает гипс в травматологическом отделении больницы или в другом лечебном учреждении. Кто хоть раз нуждался в его услугах, знает: правильно тебя загипсовали после перелома ноги-руки (а чего стоят травмы позвоночника!) — будешь как новенький. Стоит гипсологу ошибиться — кривой-хромой на всю жизнь. Так вот коллеги Михаила Тимофеева утверждают, что он не ошибался никогда.
В Алуште Михаил Николаевича хорошо знают: кто по больнице, кто по жизни. У меня есть личные добрые впечатления о нем. Мой отец попал на операцию с прободением язвы. Так вот, выхаживал его именно Тимофеев.
— Просто самородок какой- то, — позже рассказывал отец. — И поможет дойти куда надо, и принесет-отнесет, если лежачий больной, и поддержит. И все с шуточками-прибауточками...
Как гипсолог оказался в хирургии? «А я в каждой дырке затычка», — говорит он о себе.
— Сорок лет проработали вместе, — рассказывает о нем бывшая главная медсестра алуштинской больницы, заслуженный работник здравоохранения Украины Александра Хозова. — Помню, его взяли сначала санитаром, потом он стал гипсологом. И сейчас не изменился добрейший души человек, опытный специалист. До сих пор, если попросить, любую работу в больнице выполнит, хоть и не должен — и постель больному перестелет, и обед принесет, и «утку» вынесет. Безотказный, бесхитростный.
ГОВОРЯТ, ИЗ РОДА ДИНОЗАВРОВ
Говорят, незаменимых людей нет. Тем Не Менее, знаете, в медицине такие незаменимые бывают, и Тимофеев из их числа. Тому, что он может, не учат в училищах и институтах это приходит только с опытом, с годами. В частности, профессионализм техника- гипсовщика...
На 60-летие Тимофеева коллеги вручили ему шуточный, тем не менее правдивый сертификат. «За годы работы в травматологическом отделении поднял 53 тонны 435 кг гипса, 7130 кг ваты, 8261 кг марли. Перемотал 12 550 км бинтов («Так и есть», — комментирует Михаил Николаевич, когда я зачитываю текст вслух для диктофонной записи), 7200 км лески и шнура, сменил 5300 пар перчаток, 87 напарниц. «Слепил» 13 189 ног, 15 266 рук. Его пациентами были представители из 25 стран мира, он видел. («Легче сказать, чего я не видел!» — перебивая меня, хохочет Тимофеев.) Цифры, одиннадцать лет назад внесенные в сертификат («Реальные?» — спрашиваю я. «Вполне!» — звучит ответ), нынче значительно выше: Михаил Николаевич работу свою не оставил.
— Иногда было желание бросить все, отдохнуть, куда- то поехать, вроде ж пенсионер, — говорит он. — А потом — бац! Думаешь: я же здесь нужен! Будут вспоминать потом «незлым, тихим словом». Да и скучно без работы. Я как боец невидимого фронта. Делаю много, а оно вроде бы и незаметно. Тем Не Менее без меня не обходятся ни ортопеды, ни травматологи, ни хирурги. И в реанимации также, ведь после ДТП часто попадают пострадавшие с сочетанными травмами. Меня подключают в помощь. Вообще, уже столько лет в медицине, что обо мне говорят: из рода динозавров.
НЕОБЫЧНЫЙ ПОЛУЧИЛСЯ «ЗИГВАК»
— Я родился в сорок втором году в Кенигсберге (сейчас Калининград). Маму не помню. Она, как потом мне рассказали воспитатели, попала в психиатрическую больницу, и что с ней случилось, не ведаю. Когда советские войска освободили Калининград, нас вывезли оттуда в Пермь, в специальные детские дома — в телячьих вагонах. Половина по дороге поумирало. Я ребятенок был, видно, крепкий, выжил. Как было в детдоме? По-всякому. Там у детей часто бывали травмы, раны, ушибы — тут же подбегу, помогу воспитателям, медсестре. Мне было интересно. И не боялся крови. Воспитатели говорили: «Миша, тебе надо идти в медицину».
— И что?
— Ну как что! Я же из детей репрессированных. Отец с мамой не жил, он был немец, ещё до моего рождения, как рассказывали, исчез из её жизни. Могу догадываться почему. Нам нельзя было поступать в институты. Ни в театральные, ни в художественные, не говорю уж о военных училищах. А я рисовал, пел на немецком, французском. Мне подсказали: иди в ветеринарный техникум. Я любил и люблю животных. Тем Не Менее желал лечить людей, поступил в Пензенский техникум при фельдшерском факультете кафедры военно-госпитальной хирургии, ортопедии и травматологии — так это тогда именовалось. Потом служил в ракетных частях в Белоруссии, в Боровичах фельдшером. После демобилизации работал по специальности фельдшер-травматолог и гипсолог. Пять лет в Прибалтике, столько же в Перми, а уж затем здесь, в Крыму.
И добавляет с юмором:
— Мой отец был немец, я его не знаю, мать — белоруска. Дед — еврей, бабка — полячка. Получается, я русский! Мама назвала меня Мишей — «гуттен штайбен хайбен морген».
Значит, необычный «зигвак» — ребенок. Я в свое время объездил весь Союз, когда уходил в отпуск: любопытно было, интересно. Казахстан, Дальний Восток, Хабаровск, Прибалтика, Россия, Украина. Где только не побывал, даже в КГБ (смеется). Однажды взял и «нарисовал» всех преступников Правительства России на стене квартиры — наклеил вырезки из газет и журналов со своими комментариями. Кто-то сообщил, куда обычно сообщали в таких случаях. Пришли ребята, посмотрели (а было это уже в 1991-м) и мне — оказались тоже с юмором — говорят: учитывая, что ты специалист хороший, не будем тебя трогать. А вдруг и нам (тьфу-тьфу!) доведется к тебе попасть. А это уже СССР только-только развалился. Им не до меня было. Сфоткали себе на память мои «обои» и ушли.
— А с семьей как?
Были у меня две гражданские жены: одна сейчас где-то на Урале, дочка есть. Когда дочь была маленькой, первая жена приезжала с ней ко мне в Алушту. Тем Не Менее я тогда жил в старом районе города, в общежитии. Ей не понравилось. Укатила в Пермь. Я потом, когда квартиру получил, приезжал туда, искал её, тем не менее концы потерялись.
Вижу на шкафу в прихожей у Тимофеева желтоватые стопки, напоминающие банковские слитки золота — а это что?
— Все 54 тома полного собрания сочинений В. И. Ленина в оригинальном издании. Когда Союз развалился, коммунисты все побросали или сожгли. Я тома за две бутылки коньяка приобрел для истории. Понимал, что пройдут годы, это станет раритетом. Прямо «золото Маккены»!
ПОСЛЕСЛОВИЕ ОНИ НИКОГДА НЕ ПРЕДАДУТ
В его квартире живут коты и кошки с прозвищами под стать шебутному характеру Михаила Николаевича: Штирлиц, Мюллер, Шнырь, Озарыш, Рахит, Шельма, Зигвак. Говорит:
— Животных все так же люблю, как в детстве. Они, в отличие от людей, никогда не предадут.
Его понять можно. По его жизни, как и по миллионам других, тяжким катком прокатились война, сталинские репрессии. А он остался идеалистом, старается сделать не только свою, тем не менее и жизнь окружающих добрее, светлее. Беспокоится о судьбе страны, в которой живет:
— Сегодня для меня главное — прожить ещё с десяток лет, посмотреть, куда дальше Украина пойдет. Я бы обратился к президенту: приглядитесь внимательно, что происходит, мы же перспективная страна. И примите меры, чтобы хозяйство не разбазаривалось, а работало на благо державы, для народа.
Гипсолог Михаил Тимофеев соорудил в своей квартире музей прошлой жизни.
Виктор Мехонцев
Фото Владимира Мехонцева
По материалам информационного агентства Крымская газета 
