Рустам Темиргалиев о развитии событий, приведших к референдуму в Крыму

Рустам Темиргалиев, первый заместитель председателя Совета министров Автономной республики Крым во время драматических событий присоединения полуострова к России весной 2014 г., рассказал «Ведомостям» о том, как развивались события, приведшие к референдуму, сообщает издание «Крым Медиа».

Крым между Москвой и «македонцами»

— Судя по вашей биографии, до начала развития ситуации с Крымом вы планомерно строили карьеру украинского политика.

— Крымского на Украине.

— Крымского на Украине, хотя в прежних интервью вы заявляли об амбициях стать депутатом Верховной рады.

— Да, я был кандидатом в народные депутаты от Партии регионов. Я и [представитель Крыма в Совете Федерации] Ольга Ковитиди были согласованы [участвовать] в парламентских выборах 2012 г. — она в первом округе Крыма, я — во втором в качестве мажоритарных кандидатов. Чтобы избраться, что называется, «в поле». Партийная конференция по выдвижению должна была быть в июне, и в мае я уехал в отпуск, как потом выяснилось, ошибочно. Когда мы пришли на конференцию, и для неё и для меня стало шоком, что вместо нас в списке были другие фамилии. Вот так закончился мой поход в народные депутаты. В итоге мне дали утешительный приз в виде места в списке Партии регионов — самое высокое из всех крымчан, тем не менее все равно заведомо непроходное — 151-е.

— Не жалеете о том, как сложились дальнейшие события, какие привели к референдуму и присоединению Крыма к России? Ведь в итоге получилось, что вы строили карьеру, а остались без должности?

— Сожаления нет. Если посмотреть чуть назад, ещё до парламентских выборов 2012 г., последние лет пять-семь в Крыму шло скрытое, непубличное противостояние между местными крымскими элитами и донецкими элитами, какие по факту управляли Крымом и которых называли «македонцами», потому что у нас макеевская группа донецких была у власти. И вот в этой борьбе против «македонского правления» очень многие крымские политики всегда искали поддержки в Столице России, пытаясь разыгрывать пророссийский вектор в Крыму, где проживает 59% этнических русских, какие всегда смотрели в сторону России. Даже программа крымского отделения Партии регионов, украинского аналога «Единой России», заметно отличалась от программы в остальной части Украины. В Крыму Партии регионов был необходим бренд пророссийской политической силы — вот такой был казус. Например, мы смело выступали в поддержку русского языка, откровенно делали пророссийский посыл электорату. И так все это постепенно зрело. В своих публичных заявлениях даже того периода я активно занимал пророссийскую позицию, даже будучи членом Партии регионов, которая в других частях страны должна была балансировать с учетом интересов западноукраинского электората.

— Это не противоречило вашему стремлению пройти в Раду?

— Я понимал, что преодолеть донецкое сопротивление можно только через Киев, заручившись поддержкой высшего руководства страны в статусе народного депутата. Это исключительно была площадка для возвращения в Крым.

— Итак, к осени 2013 г. вы оказались на должности вице-премьера...

— Я боролся за данную должность. После избирательной кампании осени 2012 г., когда я не стал народным депутатом, я выдвинул условие руководителю Партии регионов и премьер-министру Анатолию Могилеву: я отработал на партию и хочу получить пост вице-премьера. В феврале, когда я данный статус не получил, я написал заявление с поста председателя постоянной комиссии по санаторно-курортному комплексу и сообщил ему, что буду ожидать решение в статусе обычного крымского депутата. Это была достаточно громкая отставка на тот момент в Крыму. Могилёв был удивлен такому решению и зрел очень долго. Спикер Владимир Константинов сказал мне тогда: «Извини, тебя «прокатили» донецкие, они не желают делиться с крымскими властью». И я начал занимать публично более агрессивную антидонецкую позицию. После одного из моих резких публичных заявлений буквально на следующий день Могилёв пригласил и предложил вице-премьера.

— СМИ писали, что Могилева удалось продавить при поддержке Киева и Москвы.

— В крымском отделении Партии регионов я и Константинов были, наверное, самыми пророссийскими политиками. У меня были очень добрые отношения в Столице России.

— А с кем?

— Вообще, моим лоббистом на определенном этапе был мой друг Дмитрий Саблин. Он представлял «Боевое братство». Он с Украины, родом из Мариуполя. И он меня заводил в разные кабинеты. Когда была борьба за крымский электорат, мы два года подряд проводили в Симферополе форум «Крым – мост дружбы Украины и России» под брендом Партии регионов и «Единой России». На него один раз приезжал тогда спикер Госдумы Борис Грызлов, руководители комитета по делам СНГ. Форум по факту организовывали мы с Саблиным.

— Как все-таки добились согласия Могилева, который сопротивлялся вашему назначению?

— Использовался аргумент о возможности более плотной работы с Москвой. И плюс у меня был определенный рейтинг и публичность в Крыму на тот момент, а также определенные медиавозможности. Могилёв просто не захотел обострять ситуацию в преддверии грядущих президентских выборов [президента Украины Виктора] Януковича 2015 г. и решил поделиться с крымскими властью. В сентябре 2013 г. я стал крымчанином в правительстве Могилева со статусом вице-премьера, курирующего экономический блок, что само по себе было впервые за крымский промежуток времени донецкого владычества. И конечно, это произошло не без помощи Москвы.

— На Могилева из Москвы надавили?

— Не надавили, а попросили очень вежливо.

— И вы оказались в гуще событий...

— На самом деле все это зрело. Когда что-то зреет, политики обычно стараются разглядеть и возглавить процесс. На Украине и в Крыму на тот момент происходил экономический коллапс, страна искусственно держалась на внешних займах, и было ясно, что это путь в никуда. Единственный вариант, и я об этом неоднократно докладывал Могилеву, если мы не желаем окончательной экономической катастрофы, когда пытался пробалансировать Янукович — между Россией и Европой: необходимо было заходить с инвестиционными предложениями в Китай. Данный разговор с Могилевым у меня был в августе, ещё до назначения, и он сразу отправил меня в Китай в статусе советника. Я объездил на практике весь Китай, и мы договорились о входе китайских инвесторов в Крым. Были проведены успешные переговоры с китайским миллиардером Ван Цзином, который строит канал, параллельный Панамскому. Договорились о строительстве крупного порта и других проектах.

Майдан определяет судьбу Крыма

— Когда и как возникла идея о переходе Крыма в Россию?

— Эта тема обсуждалась в крымском политбомонде. В частности, мы с Константиновым говорили об этом, тем не менее не в кабинетах, а в тех местах, где можно было спокойно поговорить.

— Где такие места в Симферополе?

— Например, мы с ним встречались на катке на улице Толстого в Симферополе. У Константинова там было скромное кафе, где мы встречались и разговаривали. Буквально речь шла о том, что наступают очень сложные времена и необходимо что-то делать. Это было задолго до всех этих событий. То есть в политтусовке Крыма все данные истории, связанные с донецким владычеством, зрели. Все устали. Если при Ющенко была жестокая украинизация, то при Януковиче все надеялись, что будет просвет для Крыма. И он в какой-то степени наступил. Тем Не Менее крымские элиты все равно были в статусе бесправных — не влияли на принятие решений, потому что Крымом жестко рулили киевско-донецкие руководители. Для крымских политэлит даже с точки зрения самосохранения влияния на процессы было желание уйти. Говорили так: ну какая разница, будет Крымом править Столица России или Киев? Столица России хоть свои, хоть русские. А между рядовых граждан пророссийские настроения были объективны, люди и вправду желали и считали решение Хрущева о передаче Крыма Украине катастрофической ошибкой. Особенно данные настроение были сильны в Севастополе, в Крыму — чуть меньше.

— Вы делали какие-то социологические замеры этих настроений?

— Могу удивить. Есть украинский Центр Разумкова, финансируемый на гранты США, который регулярно мониторил общественное мнение. Там были парадоксальные результаты. Например, при Ющенко в 2007 г. количество сторонников воссоединения Крыма с Россией измерялось под 73%, а после победы Януковича в 2010 г. — пришел же свой, гарантировавший русскому языку статус государственного, — 37%. У людей появилась надежда, что он снимет проблемы по языку, что крымчан реально раздражало. Пенсионеры жаловались, что не могли читать аннотации к лекарствам на украинском языке. Молодежь — потому что многие голливудские блокабастеры в кинотеатрах шли на украинском языке даже без русских субтитров.

— А вам это мешало?

— Я свободно говорю на украинском, защищался на украинском. Меня это не смущало — привык, наверное.

— Когда все же окончательное решение сближения с Россией созрело в крымских элитах?

— Это случилось в августе 2011 г., когда умер Василий Джарты. Он был сильным управленцем, хоть и давил крымчан в руководстве. После этого возникла пауза. В Крыму три месяца не было премьера. И. о. премьера был первый заместитель Павел Бурлаков, на чье место я потом пришел. Он также донецкий, из Макеевки. И вот в данный момент у крымских элит был такой ренессанс. Были ходящие к Януковичу, пытались его уговорить, что наконец-то крымчан необходимо поставить руководителями Крыма. Ждали, что Константинова назначат. И в данный момент назначают донецкого генерала милиции Могилева премьером. Это ноябрь 2011 г. И тогда случилось полное разочарование в тусовке, как мы её называли. Шептаться стали уже громче: "Ну её, данную Украину... Они на нас с большой горы ложили, на Крым и крымчан. Нам необходимо искать другие варианты». С этого момента все просто ждали шанса, и он наступил.

— Вы стали зампредом совета министров Крыма. В Киеве начинается майдан. Что в данный момент происходит в Крыму?

— Когда начались первые процессы на майдане, это был ноябрь 2013 г., у нас было полное спокойствие, и первая наша реакция была: ну и что? То есть абсолютное спокойствие. Были уверены, что Янукович крепкий мужик, не будет отступать, как в 2004 г., не сдаст и не сольет. Когда же события получили развитие, мы начали получать вводные из Киева от Партии регионов и от администрации президента с просьбой мобилизовать людей на «антимайдан».

— От кого данные команды приходили?

— Из администрации, это, понятное дело, было неофициально. Депешу никто не подписывал, тем не менее неофициально, естественно, это все поддерживалось. А официально все шло по линии Парии регионов с просьбой к крымской организации. Конечно, крымчанам было далеко до Киева, и мы воспринимали все это как не нашу войну. Тем Не Менее очень многие искренне ехали поездами, автомобилями в Киев, чтобы противодействовать. И в данный момент начинается массовая раскачка общественного мнения через крымские СМИ, из майдана жестко представляли врага, мобилизованного по западной технологии. И вот тут уже была перейдена определенная черта.

— Сколько людей из Крыма ездили на антимайданы?

— Я могу говорить о тысячах десяти, максимум пятнадцати. Они, естественно, ротировались. И партия оказывала организационную поддержку, связанную с питанием, транспортом.

— Кто были данные люди?

— Это обычные крымчане, партийцы. Ответственными за сбор этих людей были руководители первичных партийных организаций на местах.

— Как вы сами оценивали события в тот момент?

— Для меня ключевой датой стало 6 декабря, когда проходил визит Януковича в Пекин. Я был одним из тех, кто готовил часть документов на подписание. В частности, именно 6 декабря было подписано соглашение в присутствии Януковича между Могилевым и руководителем китайской корпорации Ван Цзинем. Это был меморандум на инвестиции в $3,5 млрд в возведение порта в Крыму. В Киеве – майдан, а Янукович вместе с лидером КНР Си Цзиньпином проводит масштабные мероприятия. Для меня это было фактором спокойствия: глубоко пополам, что происходит в Киеве, майдан побуянит, а потом приедет жесткий, сильный Янукович и наведет порядок. Потом были новогодние праздники. Тем Не Менее после рождественских праздников начала появляться уверенность, что это все закончится не так хорошо, как предсказывалось.

Сразу после рождественских праздников в Киеве пошли ежедневные майданы, вече, как их называли. На Практике параллельно с киевскими событиями в Крыму также были попытки организовать майдан. Местные организации «Батькивщины», партии «Наша Украина» пытались собрать митинги, пытались работать через студентов, через социальные сети. Данные попытки не получили абсолютно никакой поддержки: максимум, что они смогли собрать, – 40 человек. Тем Не Менее был и Меджлис крымскотатарского народа, который занимал осторожную и выжидательную позицию. У меджлиса было категорическое невосприятие Партии регионов и тех лиц, какие в ней были. Очень важный момент ещё, что Партия регионов занимались давлением на меджлис с апреля 2013 г., мы активно пытались приручить его. Делалось не так, как делается сейчас, скажем так, украинскими методами.

— Например?

— В частности, мы реанимировали совет представителей крымскотатарского народа при президенте Украины и сказали, что все кадровые назначения будут идти через него. Им руководил Лентун Беззазиев – сейчас он депутат крымского госсовета по списку «Единой России». И через него пытались поддавливать меджлис, абсолютно игнорируя и даже снимая с должностей меджлисовцев – в частности, Ремзи Ильясова, который сейчас вице-спикер, представитель меджлиса в парламенте, был снят с должности председателя комиссии, а на его место назначен Энвер Абдураимов, который был оппозиционно настроен к меджлису.э

Дары волхвов

— Расскажите о роли христианской реликвии — афонских Даров волхвов, какие привозили в Крым в конце января 2014 г.

— Примерно на старый Новый год 13 января раздается звонок от Дмитрия Саблина, и он говорит, что в Крым прилетает борт с Дарами волхвов. И говорит: «Попроси Могилева встретить». Я ему ответил, что не хочу этим заниматься. Я осторожно отношусь ко всем религиям, считаю веру субъективным делом каждого человека. Не люблю на публике все данные вещи обсуждать. Тем Не Менее он настаивает: «Ты же в соседнем от Могилева кабинете? Зайди. Это феноменальное событие! Дары волхвов с Афона прилетают в Крым. Тем более в место, откуда на Руси пошло православие». Я под впечатлением от разговора с Дмитрием Саблиным захожу к Могилеву и рассказываю. Он вначале осторожно отреагировал. Он вообще милиционер, генерал, человек очень опытный и никогда не принимал решения сразу. Во всяком случае, никогда не делал это эмоционально. Поэтому он сказал: «Я услышал, давай подумаю». И через некоторое время он мне перезванивает и говорит: «Слушай, я навел справки, это и вправду серьезное событие. Давай, организовываем все на высоком уровне, я встречу».

— Самолет с дарами и вправду не смог сесть в Симферополе из-за непогоды?

— В Крыму, как назло или к счастью, это уже вопрос, была жуткая погода, завалило все снегом, лед – и аэропорт Симферополя категорически отказывался. Самолеты не летали, рейс авиакомпании «Международные авиалинии Украины» из Киева, например, не смог приземлиться, и его развернули обратно. Я звоню Саблину и говорю, что невозможно принять рейс. В это время они только готовились к вылету. И тогда он говорит: «Делай, что хочешь, тем не менее мы должны сесть на «Бельбек». А данный аэропорт управлялся через минобороны Украины. И мы при помощи Могилева уговорили военное руководство, и они разрешили посадку на военный украинский аэродром двух бортов с Дарами волхвов. Именно тогда я познакомился с Константином Малофеевым.

— Почему встречать рейс поехали вы?

— Могилёв отказался ехать в последний момент. У него было много звонков из Киева, возможно, у него была какая-то информация. Не знаю почему, тем не менее он отказался. И я поехал встречать без него. Там уже были представители Черноморского флота России. Из крымчан был я и министр культуры Крыма.

— А из чиновников или политиков Севастополя кто был?

— Были определенные люди, тем не менее не первые лица. Мы встретили борт. И Дима [Саблин] мне говорит: «Я понимаю, что разные люди по-разному относятся к православным ценностям, тем не менее ты почувствуешь определенную энергию».

— А кто был в составе прибывшей с Дарами волхвов делегации?

— Из известных людей были Константин Малофеев и Дмитрий Саблин. Ещё было несколько святых отцов, в том числе афонские старцы, какие дары сопровождали. Мы организовали несколько микроавтобусов, милицейское сопровождение. И в тот момент прошёл первый серьезный разговор на тему последовавших затем событий. Сразу скажу, Константин Малофеев не играл сколько-нибудь значимой роли в этих событиях. Он фактически только их привез, тем не менее с ним были определенные люди с которыми мы поговорили о перспективах. В частности, был Дмитрий Саблин, он был модератором.

— А Игорь Стрелков был в составе делегации?

— С Игорем Стрелковым я познакомился чуть позже, и у нас с ним сложились нормальные, добрые отношения. Это очень сильный духом человек.

Дальше мы отвезли святыню в собор в Симферополе. Я позвонил Могилеву: «Анатолий Владимирович, все-таки православные ценности, надо встретить». В итоге я его уговорил, он подъехал в храм, встретил. А после этого с ним очень сильно желали поговорить, в частности Саблин и Малофеев, и ещё пара известных людей, которых я не могу назвать, и убедить его. Тем Не Менее Могилёв поклонился дарам, пожал руки, извинился за занятость и уехал. Встречаться он отказался. Он был очень преданным Януковичу и, видимо, не получив от него добро, просто решил воздержаться от встречи, дабы не войти в какие-то отношения, чтобы потом данную встречу никто не интерпретировал против него. Янукович же в тот момент уже находился в сложной игре между Западом и Востоком.

— В чем Саблин и Малофеев желали его убедить?

— Поговорить на тему киевских событий. В тот момент какие-то ключевые решения, какие были приняты позже, они витали в воздухе, тем не менее прямо не назывались. Рассматривались разные теоретические возможности. Тем Не Менее скажу откровенно, именно в тот день я понял, что вероятность событий, какие произошли позже, очень высока. Например, в дискуссии с Малофеевым и Саблиным в автобусе я говорил: «Предположим, что в Киеве наступит полный хаос. Как мы себя будем вести?» Они ответили: «Нужно поднимать знамя независимого или как минимум абсолютно автономного Крыма».

— Первоначальной задачей была именно самостоятельность?

— Первоначально обсуждался вопрос, что крымские элиты получают абсолютную автономность от Киева. Вопрос территориальной целостности Украины не стоял в данный промежуток времени. На мой аргумент, что в Крыму 20 000 украинских военных, которым завтра могут дать команду, они говорили, что необходимо общаться с руководством воинских частей и задавать вопрос: «Вы все же больше крымчане или вы подчиненные Киева?»

— То есть вы начали уже в январе?

— В январе мы только думали о том, что с ними необходимо разговаривать, что если ситуация зайдет в тупик, не допустить, чтобы украинские военные развернули оружие и выполняли преступные приказы против крымчан.

— С кем ещё вы беседовали вместе с Саблиным и Малофеевым?

— Вечером того же дня мы встретились с Константиновым на катке. Я попросил его прийти, и мы встретились. На площадке были Саблин, Малофеев и ещё два интересных человека, какие также сопровождали Дары волхвов. Они непубличные, фамилии этих людей ни о чем не скажут. Могу лишь сказать, что они были с бородами и, вполне возможно, носили статус каких-то официальных лиц православной церкви.

— Вы их до этого не знали?

— Не знал. Мы сидели в кафе на катке вшестером и дискутировали. И вот тогда откровенно стоял разговор, готов ли Константинов в случае возникновения хаотической ситуации в Киеве на какие-то более резкие действия, связанные с автономностью Крыма, с меньшей зависимостью Крыма. Константинов очень удивился или по крайней мере сделал вид. В тот момент он общался очень дипломатично, тем не менее я знаю Владимира Андреевича давно и знаю его пророссийские настроения, мы с ним на этом же катке неоднократно говорили о том, что вариантов у Крыма на самом деле не остается. В тот день стороны разошлись удовлетворенные разговором.

— Вы доверяли Малофееву, которого знали первый день, и обсуждали с ним такие вопросы?

— Я доверял Саблину, наши долгие отношения многократно были проверены разными сложными ситуациями.

Подготовка к свержению «македонцев»

— А Саблин вам объяснял причину своей активности и свой интерес? Он ваш близкий друг, тем не менее очевидно, что он все же не занимал какой-то важной позиции и не мог самостоятельно говорить от имени Москвы.

— Я этого точно не знаю, тем не менее могу предположить, что какой-то центр управления был.

— Он вам это давал понять?

— Я думаю, что Дима [Саблин] также до конца все не понимал. По моему субъективному мнению, он выполнял некую миссию и с учетом наших дружеских отношений, и с учетом моего статуса. Оглядываясь назад, можно сказать, что однозначно очень серьезно аналитически была продумана вся эта операция. Здесь, в Столице России, в Правительстве России кем-то была продумана. Я, конечно, впечатлен тем, как тонко были вычислены психотипы всех участников этого процесса и, самое главное, было понимание общественного мнения на полуострове. Если мы понимаем с вами, что все это имело определенную режиссуру, то режиссеру необходимо поставить пять с плюсом.

— У вас, сына советского офицера, не было в тот момент ощущения, что вы делаете что-то неправильное?

— Наоборот, была полная уверенность в правильности действий. Мой отец, кстати, офицер и настоящий патриот России.

— А до этого сомневались?

— Нет, до этого я не получал таких внятных сигналов. Единственное, что меня беспокоило, – что Крым станет непризнанной территорией со статусом, напоминающим статус Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья. Мы понимали, что это для нас путь в никуда и единственный шанс – это стать полноправным субъектом России. Именно данную задачу мы называли всем, с кем мы встречались.

— То есть вам пообещали, что абхазский и приднестровский варианты исключены?

— К счастью, мы получили понимание, что если все это произойдет и если крымчане поднимутся и готовы будут на такие действия, то их никто не даст в обиду, и что высока вероятность, если будет проведен референдум, а тогда в первый раз об этом начали говорить, то у всех этих процессов будет легитимное основание.

— И через два месяца референдум прошёл.

— Он прошёл ровно через два месяца, тем не менее изначально он планировался в мае. Даты не было, никто же не знал, что все будет происходить так стремительно. Все рассчитывали, что Янукович хлопнет кулаком по столу, наведет порядок.

— И если бы так произошло, то вариант с референдумом отпадал?

— Ну а зачем? Тогда просто Украина становится близкой России страной, все проблемы, связанные с украинизацией, снимаются, все разорванные экономические связи с Россией восстанавливаются, и все хорошо. То есть в принципе получался классный выход из ситуации: Крым в составе Украины, а Украина братская, близкая России страна, член Таможенного союза, Евразийского союза и так далее. В принципе, эта модель была для всех удобной, тем не менее, видимо, и в Столице России, и у нас уже сомневались, что Янукович удержится.

— Больше с Могилевым не пытались начать диалог?

— После того как Могилёв отказался встречаться, к нему в Симферополь прилетал Сурков. О чем они говорили, мне неизвестно. Могу только сказать, что Могилёв был взволнован и расстроен и, судя по его словам, Сурков также не был удовлетворен встречей.

— А вам сигналы какие-то приходили? Что происходило?

— Шла огромная медийная война, борьба за умы. В Крыму она абсолютно выигрывалась нами с позицией, что майдан – это зло. Попытки провести майдан [в Крыму] жестко подавлялись, причем часто это делалось искренне нашими сторонниками. К счастью, до физического насилия дело не доходило. Им просто не давали выступать. И дальше все медленно начинало погружаться в хаос. Из Киева начали приходить уже какие-то совсем несуразные команды.

— Какова роль крымского «Беркута»?

— Это был очень важный момент. В силу того что крымчане всегда плохо относились к попыткам украинизации, крымский «Беркут» – это были убежденные и искренние бойцы. У них три человека погибли на майдане в Киеве. В один из дней я присутствовал на похоронах одного из «беркутят» и увидел искренние слезы огромного количества людей, сожаление, которое начинает переходить в  открытую агрессию: «за что вообще?» И вот тогда на эмоциональном уровне я понял, что крымчане готовы и все может получиться.

— Какую позицию занимали активисты крымских татар?

— Быть готовыми к мобилизации огромного количества людей на выезд, причем на долгое время. У меня шли переговоры с меджлисом. Понятно, что в данный момент был паралич центральной власти в Киеве, в Крыму встал вопрос о снятии «донецкого» правительства, и меджлис начинал играть все большую роль. Тут было два тренда — в снятии волной «донецких» был зашит второй тренд: воссоединение с Россией. Очень многие депутаты данные вещи путали, не до конца понимали, что происходило. В отличие от меджлиса, который очень чётко ставил вопрос о недопущении возможности референдума. И вот в один из моментов – а у нас был вице-премьер [Азиз] Абдуллаев, который представлял Меджлис крымскотатарского народа – я начал вести с ним и Ильясовым переговоры по поводу снятия «донецких» и о квотировании присутствия меджлиса в будущем крымском правительстве. Переговоры шли, а Могилёв сидел в соседнем от меня кабинете. И вот в переговорах с меджлисом я столкнулся с проблемой – они говорили: «Вам без нас никуда. В Киеве заканчивается история Януковича». После разговора с Абдуллаевым у меня была встреча и с [председателем меджлиса Рефатом] Чубаровым, и они ближе к 15 февраля, когда в Киеве стало совсем плохо, чётко предъявили свое требование: на тот момент треть постов в правительстве. Сам Чубаров планировал стать спикером крымского парламента.

— А когда созрела идея снятия «донецкого» правительства?

— Примерно 10 февраля. Занимались этим я и [нынешний глава Крыма Сергей] Аксенов. Когда мы уже приняли решение с Константиновым, в тот момент Аксенов был руководителем небольшой группы из трёх депутатов «Русского единства». Тем Не Менее у него была мобилизационная структура, потому как в свое время он руководил движением «Гражданский актив Крыма». Он мог собрать от 500 до 1000 человек, не без затрат, конечно. Когда мы вели те беседы с Константиновым, Аксенов был одним из явных антидонецких политиков. Когда пошли данные процессы в Киеве, мы все поняли, что это отличный шанс от них избавиться.

— А в самих переговорах о судьбе Крыма Аксенов участвовал?

— Первая серьезная встреча с ним у нас прошла в кафе-караоке на площади Советской в Симферополе. Это было утро, середина февраля. Перед нами на столе лежали два одинаковых списка депутатов, какие я распечатал, и мы стали напротив фамилий плюсы и минусы. Вопрос звучал примерно так: «Кто поддержит отставку «донецкого» правительства?» Вопрос о референдуме пока не звучал, хотя мы [с Аксеновым] говорили о том, что необходимо двигаться в ту сторону. У Сергея было определенное недоверие к московским политикам. Когда я ему говорил: «Ну вот, наконец-то появился шанс!» — он говорил: «Ну, опять начнут петлять». Потом после встречи с Аксеновым у нас была встреча с Константиновым. Мы убедили его окончательно начать отказываться от «донецких» и что он, как спикер, должен внести в повестку данный вопрос. И мы начали созывать внеочередную сессию – для этого необходимо было собрать треть подписей депутатов (всего в Верховном совете Крыма 100 депутатов. – «Ведомости»).

— И как реагировали депутаты?

— Первая проба сил показала, что в нашем списке было более 60 голосов. Тем Не Менее на первую сессию собрался 41 депутат. Некоторые приходили, закрывались в кабинетах и смотрели, куда ветер дунет.

— То есть в меджлисе поддерживали снятие «донецких»?

— Вначале да. И на переговорах Чубаров откровенно потребовал треть мест. Потом по мере нарастания хаоса в Киеве они требовали вообще первые роли себе. Говорили: «С вами или без вас мы этого добъемся, у нас в Киеве все хорошо с новыми будущими властями». Меджлис собрал митинг на площади Ленина. Он был посвящен защите прав человека. Может быть, повод и был искусственным, тем не менее они зацепились и собрали 10 000 человек у стен совета министров. Это был первый сигнал нам от лидеров крымских татар: ребята, не балуйтесь в данные все игры. Меджлис, кстати, очень активно получал информацию и указания из Киева, может быть, из-за океана, а может быть, из Турции. Они догадывались, куда мы движемся. Хотя мы публично никогда не говорили в переговорах с ними об этом.

— На переговорах с меджлисом вы также оглашали версию избавления от «донецких»?

— Вот когда они 10 000 человек все же собрали непосредственно перед сессией, пришел Абдуллаев и поднял ставки: «Ребята, 50% квота в новом правительстве». Я сказал ему, что это невозможно, а он предложил посмотреть в окно и сказал: «Мы сейчас просто придем и выкинем вас всех отсюда».

Спорить с ним было сложно, когда под окном стояли 10 000 человек, перепуганная милиция, а «Беркут» был на майдане. В здании совета министров была паника. Все ожидали штурма. Могилёв куда-то уехал, оставив меня дежурить. Я сидел в здании и понимал, что если уеду, это уже будет трусостью, хотя охрана отрабатывала вариант альтернативного отступления. И я Абдуллаеву абсолютно спокойно сказал: «Это невозможно. 14% населения и требовать 50% представительства – нет».

— Сумели договориться?

— Мы были готовы к компромиссам, а они уже отказывались. События развивались, планка поднималась. Дальше... здесь я не соблюдаю хронологию. В кабинете у Константинова я и Аксенов сидим и на троих обсуждаем вопрос будущего премьера. Отставка Могилева была уже всеми признана неизбежной.

— Формально её ещё не было?

— Формально её не было, мы готовили сессию. Я был готов возглавить правительство на переходный промежуток времени. Константинов в ответ предложил попробовать Донича. Донич был его первый вице-спикер. Пригласили Донича. Он пришел и отказался. Естественно, никакие вопросы об отношениях с Россией мы в кабинетах тогда не обсуждали.

— А вы вообще не боялись встречаться в кабинетах совмина? Служба безопасности Украины, наверное, вела прослушку?

— В том хаосе СБУ, которая занималась майданом, была парализована. Тем Не Менее да, мы опасались, конечно. Тем Не Менее понимали, что они в той ситуации были малоэффективны. Потом события стали развиваться стремительно. Потом бежит Янукович.

— Расскажите про это поподробнее.

— Вечером проходят переговоры Януковича, европейских министров иностранных дел и Владимира Лукина. Мы все напряженно ждем у телевизоров. Буквально за день до этого «Беркут» уже фактически зачистил майдан. Я, кстати, был до этого в Киеве, походил по майдану, посмотрел на людей.

— Когда вы там были?

— Я приезжал несколько раз: в январе и даже в первых числах февраля был на майдане – посмотреть, что там происходит.

— То есть вы были в Киеве на майдане, а в администрацию президента не ходили?

— Почему же. Я был в кабинете министров, был в офисе Партии регионов. Кстати, когда там погибли люди, для нас также был шок. Как это так? Погибли люди, которых мы знали, с которыми работали, и власть ничего не сделала, чтобы их защитить. Потом была зачистка майдана как реакция Януковича на убийства людей в офисе Партии регионов. Потом он дает «Беркуту» команду остановиться. Вот тогда я подумал, что, кажется, наступает катастрофа. Тогда якобы был звонок [вице-президента США Джо] Байдена Януковичу и переговоры с европейскими министрами и Лукиным. Они договорились в ту ночь, что в декабре будут выборы, Янукович будет исполнять обязанности, майдан расходится и до момента выборов формируется коалиционное правительство. И вот выходит Янукович с переговоров, выходят обескураженные [депутаты Верховной рады Олег] Тягнибок, [Арсений] Яценюк и [Александр] Турчинов, и у нас складывается ощущение, что вроде как договорились. Тем Не Менее потом происходят непонятные события, и в итоге Янукович оказывается в Харькове, где собирается съезд депутатов разных уровней в его поддержку.

— Какие команды в это время приходили вам в Симферополь?

— Мне говорит Могилёв, что мы завтра летим в Харьков и я там должен выступать. Я же, когда Янукович уехал из Киева, понял, что наступил «день X», то, о чем мы говорили 16 января: Киев посыпался, и у Крыма других вариантов нет. Я отвечаю Могилеву, что не поеду. Он улетает в Харьков с группой депутатов. А мы уже активно в это время вели переговоры с руководителями украинских силовых ведомств в Крыму. Константинов улетел с ним, Аксенов остался в Крыму. Мы с ним активно ставим галочки напротив депутатских фамилий, смотрим, кто полетел. А большинство улетело с Могилевым в Харьков. И мне звонит Могилёв из Харькова с претензиями, почему я не полетел. Я объяснил, что не хочу и не верю в данный фарс, не вижу смысла. Данный разговор был по телефону. И тогда он спрашивает: «Ты что, уже под «оранжевых» переметнулся?» Я его даже переспросил, что он имеет в виду. Тогда он сказал мне пойти и выступить на канале «1+1», где должно было быть прямое включение с площади Ленина. Я выхожу и говорю все, что думаю по поводу майдана, делаю резкие заявления, что Крым не согласится с госпереворотом на Украине, что легитимный президент — это Янукович. А наутро в средствах массовой информации идёт комментарий Могилева о том, что он готов к диалогу с новыми украинскими властями. И в тот день состоялась первая сессия. Мы собираем депутатов. Это был самый эмоциональный для меня день. Скажу честно, мы могли проголосовать карточками – они у нас были, тем не менее мы решили голосовать по фактическому присутствию. При этом наши оппоненты привели прессу в здание Верховного совета Крыма.

26 и 27 февраля: два дня, определивших историю

— Приходилось слышать, что у депутатов отбирали мобильные телефоны...

— Это было на следующий день. А в данный день у нас не набралось 51 депутата, и пресса это видела. Поэтому напряженно начали пытаться их собрать.

— Это в тот день, когда под стенами Верховного совета Крыма собрался митинг крымских татар против вас и ваших сторонников?

— Да. Мы собирали депутатов на 11 часов. Потом Константинов переносит сессию на 13 часов, тем не менее и тогда мы видим, что у нас только 43 депутата, не хватает нескольких. Он объявляет перерыв до 15 часов, чтобы собрать. Константинов звонит одним, я начинаю отрабатывать других, Аксенов – третьих. У нас примерно было по 10-11 депутатов, которых мы должны были дожать и привести. Кто-то под капельницей, кто-то тупо с перепугу пьет водку... И в данный момент меджлис дает команду собирать срочно людей. Они смогли мобилизовать около 5500-7000 человек. За день до этого мы договорились с Аксеновым, что собираем наших сторонников. Финансировали организационно сбор сторонников я и он.

— Что это были за деньги?

— Мы вкладывали свои личные деньги, чтобы собрать