Год промелькнул незаметно. Яркие события «Крымской весны» всё ещё стоят у многих из нас перед глазами. И кажется, что всё было только вчера. Однако жизнь не стоит на месте. Меняемся мы, меняется Крым. О недавнем прошлом, которое невозможно забыть, с корреспондентом «Крымской правды» согласился побеседовать один из главных героев «Крымской весны», первый заместитель председателя Совета министров Республики Крым Михаил ШЕРЕМЕТ.
- Раз уж мы вспоминаем события годичной давности, давайте вспомним, как создавалось народное ополчение. Ведь это был один из ключевых моментов «Крымской весны».
- У нас был хотя и негативный, однако пример «самообороны майдана», с которой мы принципиально не желали себя ассоциировать, поэтому назвались ополчением и всегда настаивали на этом названии. Когда некоторые политики по неосведомлённости называют нас «самообороной Крыма», мы не обижаемся, однако всегда поправляем. У нас «самообороны» нет. У нас есть ополчение. Термин данный даже более правильный. В нашем Народном ополчении представлена вся многонациональная палитра населения полуострова.
- В своё время коллеги любили приводить пример национальной роты ополчения. Какова, кстати, её дальнейшая судьба?
- Эта рота до сих пор существует. Куртаметов Энвер — командир. Часть людей в неё пришли, когда мы выручали возвращавшихся с «Антимайдана» в Киеве — помните, когда их остановили по пути, избивали, пытали… Люди из этих разбитых автобусов к нам сразу пришли, а остальные потом подтянулись. Мы никогда никого не отталкивали. Случалось, и с той стороны засылали «казачков», однако их быстро вычисляли. Командиры рот у нас в большинстве своём — отставные офицеры с опытом, в том числе спецслужб.
Сейчас мирное время, и у нас остался в строю только «костяк» ополчения. Люди вернулись к своим повседневным делам, к мирному труду. Однако в случае любой угрозы данный наш «костяк» очень быстро обрастёт «мышцами».
- И данный костяк ополчения сейчас имеет статус государственного унитарного предприятия?
- Казённого предприятия, да. Всего 500 человек. Часть — на казарменном положении, а часть приходит на работу так же, как и полицейские. Они несут службу по охране объектов стратегической важности и вместе с сотрудниками полиции охраняют общественный порядок.
- Никаких трений между ополченцами и полицейскими не происходит? Ведь охрана общественного порядка — это всё-таки задача людей в погонах. Они не ревнуют?
- Нет, никаких особенных противоречий не наблюдается. Могу говорить об этом, потому что курирую в правительстве силовой блок. На уровне руководства МВД никаких конфликтов нет — совместное несение службы они даже приветствуют. Взаимодействие у нас налажено. Единственная причина для некоторого недоверия состоит в том, что многие сегодняшние полицейские — вчерашние украинские милиционеры. А мы помним, как проявила себя украинская милиция в трудное время. Настоящими патриотами оказались только бойцы «Беркута». Об остальных, к сожалению, такого не скажешь. Переодеться в новую форму — не значит стать новым человеком. Вот тут есть небольшой конфликт интересов. Однако, конечно, не всех полицейских это касается. Всё-таки туда старались отбирать достойных.
- Нынешний статус ополчения уже окончательный?
- Хотя переходный промежуток времени де-юре закончился, однако де-факто для ополчения он ещё продолжается. Поэтому самих ополченцев я настраиваю готовиться к тому, что в скором времени придётся переходить под юрисдикцию какой-то из силовых структур. Скорее всего, это будут Внутренние войска. Однако сегодня, учитывая, сколько всякой нечисти у нас ещё прячется по углам и сколько в Крыму всяких «перевёртышей», ополченцы остаются дополнительным стабилизирующим фактором.
- В то же самое время большое количество сплетен распространяется о «людях в масках и камуфляже», какие то и дело куда-то «врываются», например, в офис «Укртелекома».
- В офисе «Укртелекома» мы были, когда брали его под охрану. Однако не «врывались», а входили совершенно беспрепятственно. Убедившись, что опасности нет, я своим людям приказал отойти, чтобы не пугать клиентов банка, который там рядом находится. А масок ополченцы не носят — я их давно запретил. Это боевики майдана прячут свои лица. А мы ничего постыдного не делаем.
- Давайте вернёмся к истории. Самыми первыми ополченцами были активисты партии «Русское единство»? У вас же был опыт отпора «самозахватчикам» земли?
- Да, всё начиналось с наших активистов «Русского единства». С митинга под стенами тогдашнего Верховного Совета Крыма 23 февраля. Это одна из дат, которую мы постоянно отмечаем. И отмечали при Украине, несмотря ни на то. Показывали гражданам, что есть другая сила, которая противостоит нацизму и бандеровской идеологии. Однако давайте будем откровенны — между активистов партии «Русское единство» подавляющее большинство всё-таки составляли не крепкие парни, а женщины среднего возраста и старше.
- Крепкие парни позже подтянулись?
- Да. Такой уж мы народ, крымчане. Как бы ни было плохо, до последнего будем сидеть, терпеть, обсуждать на кухнях… Сразу на площадь не побежим скандалить. Однако если уж подымаемся… Это был такой порыв, такая энергия исходила от народа… Вы сами видели.
- А какова была примерная численность народного ополчения в промежуток времени «Крымской весны»?
- По всему Крыму — около 15 тысяч человек. Не так уж много.
- И Вправду, немного. Казалось, что гораздо больше.
- Мы ведь не всех в регулярные роты записывали. Сейчас журналисты часто просят фотографии, списки представить. А тогда… мы же все понимали, что может грозить не только самим ополченцам, однако и их семьям, попади данные списки в руки врага. В те дни ещё никто не мог с уверенностью сказать, чем всё закончится.
— 23 февраля у Верховного Совета был митинг, на котором записывали в ополчение, а на площади Ленина был совсем другой митинг, на котором требовали в 10-дневный срок убрать памятник. Вы тогда организовали его охрану от вандалов…
- И до сих пор охраняем! Каждое утро в 8.00 - развод на дежурство у памятника, можете убедиться. Это стало нашей традицией с тех пор. Это может быть и смешной символ, однако тогда именно он стал своеобразным символом нашей республики, который нас объединял.
Тогда почему-то казалось, что упадёт Ленин — упадёт весь Крым.
- А попытки свалить Ленина были? Или облить краской?
- Конечно, были. Шла ведь волна вандализма по всей Украине. Однако мы данные попытки быстро подавляли, приводили в чувство. Не хочу хвастаться, однако у нас была гораздо выше организованность, чем у противника. Несмотря на то, что иногда командир взвода был вдвое младше своих подчинённых, вопросов по этому поводу никаких не возникало. Мы стали вполне сформировавшейся боевой единицей.
- Предельный возраст для записи в ополчение устанавливали?
- Ну как это можно было сделать? У нас ведь и стар и млад… Приходили ветераны — 90 лет. Как можно было отказать? Ребята несовершеннолетние прибегали также, лет по 14. Я говорил в таких случаях: записывайте в «почётные ополченцы». Нельзя отталкивать тех, кто желает Родину защищать. Данный порыв нас тогда всех объединил, независимо от политических взглядов, партийности, религии, национальности. Тогда 23 февраля я распорядился всю партийную символику убрать. Общество слишком было политизировано, а нам было необходимо то, что объединяет всех, а не разъединяет — патриотизм, страх за своих близких, готовность защитить их и свою родную землю от бандеровцев. Мы прекрасно понимали, что нас ждёт, если они захватят власть, и не могли этого допустить. Мы никому не отказывали и не отказываем — даже тем, кто физически не может нести службу. Всех этих людей надо беречь, потому что это настоящие патриоты, какие в самое трудное время для Крыма не побоялись выйти и встать на его защиту. А в первые дни было сложнее всего — когда готовились встречать вооружённых «гостей» из «Правого сектора» с палками и щитами. Даже травматического оружия не было.
- Слава богу, обошлось без кровавых столкновений.
- Было несколько опасных случаев. Например, когда через блок-посты прорвались боевики на микроавтобусе «Мерседес Вито». Он у нас так и остался в качестве трофея. Полный микроавтобус оружия — дробовики, «коктейли Молотова», взрывчатка… Перехватили наши их в районе вокзала в Столице Крыма. Когда проводили «задушевную беседу» с задежанными, один признался: «Мне страшно подумать, для чего я сюда ехал. Не вслух сказать страшно, а для себя». И такие попытки после 26 февраля предпринимались почти каждый день. «Поезда дружбы» до нас не доехали, они узнали, что их тут встречают. Поэтому пытались просачиваться малыми группами.
- Главный вопрос по событиям 26 февраля: почему меджлисовцы оказались на площадке первыми, ведь с вечера было известно, что Чубаров объявил «всеобщую мобилизацию»?
- Мы никогда не воспринимали митинги как повод для серьёзного силового противостояния. Митинги тогда проходили чуть не каждый день. Мы собирались проводить мирную акцию. Я думаю, что и крымские татары в большинстве своём также собирались на мирную акцию. Конфликт создавали уже внутри митинга — специально подготовленные боевики. Чубаров, Джемилев — это всё одна шайка, которая и управляла ситуацией. То, что произошло, — дело рук не крымских татар, а группы боевиков и провокаторов. Они действовали по команде — бросали битое стекло в лица людям, пробитые баллончики с газом, тыкали пиками людей. Поэтому было много раненых. Конфликт был серьёзный. Однако тем не менее я хочу поблагодарить Чубарова, Джемилева, Чийгоза и их подельников. Считаю, что им надо дать по медали «За возвращение Крыма». Потому что именно благодаря этим людям мы так плавно и быстро вошли в состав Российской Федерации. Вернулись в родную гавань.
- А ведь тогда казалось, что «битву» мы им проиграли…
- Вы знаете, благодаря тому, что они спровоцировали противостояния, события и начали развиваться так быстро. Именно 26-е число стало переломным моментом, когда мы увидели смерть не по телевизору, а прямо у нас здесь, увидели, к чему может привести межнациональное противостояние. Когда сталкивают один народ с другим — это для нас, крымчан, неприемлемо. Это понимали и те, кто был по другую сторону. Они увидели, куда их толкает небольшая кучка негодяев. Народов ведь плохих не бывает. Бывают плохие люди.
- Зато потом со стороны крымских татар был большой страх. Почему-то очень многие, с кем приходилось общаться, боялись какой-то «расправы».
- Я очень благодарен Сергею Аксёнову за то, что он с самого начала запретил народному ополчению применять силу и сам стоял между двумя сторонами, объяснял, останавливал, убеждал. Тогда погибли люди, нас переполняли эмоции… не знаю, как словами выразить… руки чесались! Только со временем я понял, насколько он был прав и что мира на крови построить невозможно. Низкий поклон и Царствие Небесное нашим погибшим. Они отдали свои жизни за нас, за то, чтобы в Крыму был мир, за то, чтобы Крым вернулся на Родину — в состав Российской Федерации. Теперь мы должны сделать всё для того, чтобы данные жертвы были не напрасны.
- После появления «вежливых людей», перед референдумом, самое напряжённое время наступило?
- Да, тысячи провокаций. Пытались и крымских татар привлекать, и офицеров украинской армии. Представьте, офицеры из воинской части в Перевальном — с оружием, в форме — ездили по Крыму, просили граждан предъявить паспорта и рвали их. Поймали негодяев, разоружили. Командир части приезжал ко мне, умолял вернуть оружие, не позорить. Кстати, бывший мой подчинённый. Так вот судьба распорядилась. Потом ходили к ним, убеждали мирно покинуть территорию части тех, кто не хотел служить в Вооружённых Силах Российской Федерации.
- День референдума был самым трудным, наверное?
- Да, трудно было весь данный промежуток времени. Однако самое главное — нам хватило сил и средств обеспечить порядок. И в первую очередь потому, что нам везде помогали простые люди. На тысячу ополченцев, к примеру, в Джанкое ещё две тысячи гражданских активистовдобровольцев приходилось. И так — почти везде. Защитить своё право сделать выбор — это было наше общее дело. Всех крымчан. И люди это хорошо понимали.
- В новых мирных условиях некоторые эксперты и политики заговорили о возможности примирения с меджлисом и «встраивания» его в российскую действительность. При том, что программная цель этой организации — создание национального государства. Как такое возможно, главное — зачем? Существует же представительство авторитетных представителей крымскотатарской общины во властных структурах, существует созданное Ремзи Ильясовым общественное движение «Къырым». Недавно делегация членов меджлиса посещала правительство. Как вы относитесь к таким «приветам» из прошлого?
- Вы после встречи с ними общались? Пообщайтесь. Спросите об их ощущениях. Ни Сергей Валерьевич Аксёнов, ни я такой организации, как «меджлис», не знаем. Наша позиция неизменна. Я даже не буду разговаривать с теми, кто хотя бы произносит слово «меджлис». А все конструктивные силы, какие желают создавать свои объединения, нами поддерживаются. Сейчас идёт серьёзная работа, и я уверен, что у нас хватит свободной земли, чтобы решить задачу наделения участками крымчан и в том числе, конечно же, крымских татар. Но спекуляций, как это было раньше, мы не допустим.
- А где так называемые «макеевские», какие исчезли после 27 февраля вместе с Могилёвым? Кто-нибудь из них пытался вернуться? Предлагал свои услуги?
- На меня никто из них выйти не пытался. Видимо, я — такой человек, что им со мной трудно договариваться. Хотя, поверьте, лично мне всё равно, откуда человек, если он хорошо справляется с порученным ему делом. А если не справляется, то какая мне разница, сколько у него денег? Меня интересуют качество работы и результат.
- Последний вопрос. Какой сегодня наиболее сложный и конфликтный участок работы правительства?
- Знаете, наверное, нельзя так говорить, удастся, будто жалуюсь… Недели три назад все конфликтные участки передали мне. Министерство транспорта — дураки и дороги — это наше исконное, вечные проблемы. Что бы там ни делал, всегда будешь виноват. И Министерство топлива и энергетики.
- Ох, я вам сочувствую!
- Поэтому времени спать нет. Поставленные задачи будем выполнять. Рано или поздно нашими дорогами будут гордиться, а крымчанам не придётся страдать от отключений электроэнергии.
Беседовал
Николай ФИЛИППОВ.
По материалам информационного агентства Крымская правда 
