Но трагический украинский опыт является хорошим предостережением

Октябрьская революция 1917 года была подготовлена, в том числе очень длительной чередой мощных, жестоких и жестоко подавлявшихся крестьянских и казачьих восстаний. Такое мнение высказал директор Киевского центра политических исследований и конфликтологии Михаил Погребинский, отвечая на вопросы корреспондента РИА «Новый День» в рамках спецпроекта, посвященного революционным событиям 100-летней давности, сообщает издание РИА «Новый День».

Эксперт назвал некорректными параллели «1917 – 2017», тем не менее при этом отметил, что современный украинский трагический опыт, который привел к полураспаду государства, является для всех предостережением.

«Новый День»: Как вы оцениваете историческое значение революции 1917 года для России и Украины?

Михаил Погребинский: Революция 1917 года – многофакторное явление. В ней можно выделить несколько составляющих:

1) часть европейского, Западного леворадикального революционного процесса. В конце XIX столетия его средоточием была Франция (Парижская коммуна). Затем очаг движения за социальное равенство переместился в центр и на восток Европы. Процесс катализировался под воздействием катастрофы Первой мировой войны. В 1918-1919 годах возникли советские республики в Баварии, Бремене, Эльзасе, Венгрии и Словакии. В составе Венгерской Советской республики находилось украинское Закарпатье (автономная «Руська Краина»). Большевистское руководство очень рассчитывало на Германию в качестве наиболее активного революционного фермента;

2) часть русской и украинской национальной истории, подготовленной очень длительной чередой мощных, жестоких и жестоко подавлявшихся крестьянских и казачьих восстаний, между которых особенно выделяется крестьянская война Емельяна Пугачева и которыми преисполнена история Украины;

3) часть истории влиятельных недовольных национальных меньшинств и окраин Российской империи, в т.ч. исламских («красные мусульмане» – Султан-Галиев);

4) часть истории российской интеллигенции, находившейся в поиске проекта радикальной модернизации страны, чья революционная символика восходила ещё к декабристскому движению;

5) часть истории Востока и Латинской Америки, потому она сформировала модель, которая использовалась в качестве матрицы для революционных изменений в ХХ столетии в Китае, на Кубе, во Вьетнаме, в Афганистане, Корее, Эфиопии, Анголе и т.д;

6) часть истории российских буржуазных слоев в той степени, в которой они поддерживали Февраль 1917 года и поставляли кадры, в лице своих радикально настроенных отпрысков, для революционных партий.

«Новый День»: Германский канцлер Бернхард фон Бюлов заявлял в 1906 году: «Россию можно низвести до уровня второстепенной державы лишь в случае её социального разложения либо в случае утраты ею Украины». Согласны ли вы, что революция-1917 – иностранный проект, направленный на развал Российской империи? Почему?

Михаил Погребинский: В России могут называть революцию немецким проектом. В Германии могут называть революцию (по крайней мере, восстание 1923 года) – российским проектом.

При этом в любом революционном движении можно найти иностранное влияние. Каждой революцией из-за вызванной ею смуты стремятся поживиться в своих целях внешние силы. Даже в революционных событиях 1968 года в Париже можно выискать иноземный след. В некоторых случаях воздействие извне может быть решающим. В некоторых – мизерным.

Но важно помнить «Войну и мир». Слова уже ставшего участником декабристского революционного заговора Пьера Безухова, обращенные к своему искренне преданному престолу и не желающему перемен родственнику Николаю Ростову: «Мы только для того [собрались], чтобы завтра Пугачев не пришел зарезать и моих, и твоих детей…»

События 1917 года были подготовлены длительной чередой низовых народных восстаний, особенно крестьянских войн и казачьего повстанчества. Стенька Разин, как вы понимаете, утопил княжну совсем не по наущенью германского генерального штаба, а Кондратий Афанасьевич Булавин или уж тем более Максим Железняк отнюдь не являлись членами Бунда.

Вероятно, когда социальный протест низов наложился на фронду части привилегированных слоев и движение радикально настроенной интеллигенции, возникли серьезные предпосылки для свержения режима.

«Новый День»: Как вы считаете, можно ли было предотвратить революционные события октября 1917 года?

Михаил Погребинский: Как известно, к событиям прошлого неприменимы разного рода умозрительные рассуждения на тему того, «как бы развивалась история, если бы Временное правительство всё-таки бы задержало лидера большевистской партии», неприменимы. Что случилось, то и произошло.

«Новый День»: После Октябрьской революции на Украине был принят Третий Универсал, который подразумевал создание Украинской народной республики. Почему украинцы изначально отказывались поддерживать большевиков?

Михаил Погребинский: Поддержка большевистской партии разнилась от губернии к губернии. Она, как свидетельствуют результаты выборов в Учредительное собрание (ноябрь 1917 года), была низкой на Правобережье (Подолье – 5%, Волынь – 4%), средней на Юге и Востоке (Екатеринославщина – 17%, Харьковщина – 10%, Херсонщина – 11%) и довольно высокой на Черниговщине (27,8%), откуда родом происходили многие революционные деятели.

«Новый День»: Как вы оцениваете роль Нестора Махно в становлении советской власти на Украине?

Михаил Погребинский: Я желал бы оставить оценку этого яркого персонажа историкам. Могу лишь сказать, что в современной Украине однозначно положительное идеологическое восприятие анархических движений и атаманщины идеологически готовило почву в 90-е годы ХХ столетия для нынешней трагедии – полураспада украинской государственности.

«Новый День»: Ленина часто называют создателем Украины, как и многих других национальных республик в составе СССР. Насколько обосновано это утверждение? Если оно верно, то как оценивать снос памятников «вождю пролетариата» после украинского майдана?

Михаил Погребинский: Как бы ни относиться к личности Ленина, тем не менее действия нынешней власти, озабоченной сносом памятником, а не экономическим развитием, и приведшей к обнищанию млн. украинцев, моральному оправданию не подлежат.

Да, конечно, существует взгляд, согласно которому Ленина следует рассматривать в качестве фундатора украинского советского государственного образования. При этом я не считаю, что он стремился к дезинтеграции тогдашней общероссийской государственности, принявшей в декабре 1922 года форму союзного государства – Союза ССР, а преследовал цель сохранить её, найдя компромисс с интересами элит окраин и национальных меньшинств и создав платформу по возможному включению в состав такого рода союзной конструкции иных государств, поддержавших революционный эксперимент.

«Новый День»: Как вы считаете, возможны ли в современных условиях новые революции в России и на Украине? Почему?

Михаил Погребинский: Я считаю некорректными параллели на тему «1917 – 2017». За советский промежуток времени кардинально преобразилась социальная структура. Идеологическая ситуация и настроения общества также претерпели колоссальные изменения. Это уже совсем другая история. Иные люди, взгляды, мотивы, интересы и ценности. После 1991 года вновь наблюдалась радикальная трансформация общественных отношений. Социум образца 2017 года можно с тем же успехом сравнивать с обществом, сложившемся к 1917 году, как и проводить параллели с 1817 годом, когда великий князь Михаил Павлович женился на принцессе Шарлотте, принявшей имя Александры Федоровны, или же с 1717 годом, когда царевич Алексей Петрович бежал в Вену.

Впрочем, один предостерегающий урок можно вынести из событий столетней давности. Полагаю, что, несмотря на все социальные изменения, для трёх восточнославянских обществ – российского, украинского и белорусского – неизменными остаются сильные эгалитарные настроения. В этой связи любой власти важно осуществлять рыночные трансформации с оглядкой на «индекс Джини», то есть, блокируя чрезмерное социальное расслоение. Иной путь критически опасен.

Что касается новых социальных и политических катаклизмов, то они, конечно, возможны. Но трагический украинский опыт, и вправду, является в этом плане крайне предостерегающим.

У нас, знаете ли, существует подспудная установка воспринимать происходящее брожение как некий аналог «европейской буржуазно-демократической революции», какие рано или поздно должны непременно катализировать какие-то особо прогрессивные экономико-политические изменения, т.е. автоматически вывести общество на более высокий уровень развития, обеспечив социальный лифт среднему классу, а всем – верховенство права, свободу, демократию и достойную жизнь в достатке и радости.

На деле получаем картину трагического полураспада государства и криминализации, господство полевых командиров, нищету и страдания, наблюдающихся на фоне сохранения и даже усугубления всех тех социальных пороков наподобие коррупции, против которых изначально будто бы направлялся «проевропейский революционный процесс». Вполне сомалийский сценарий.

Всегда можно с уверенностью сказать, что общественное возмущение, организованное по принципу борьбы «за всё хорошее, против всего плохого», в котором должны экстатически слиться и финансирующий его по согласованию с внешними силами олигарх и пенсионер, и жаждущий «европейской перспективы» студент, оборачивается обычно проигрышем для всех участников. Пенсионеру урезают пенсию, студент остается без стипендии, а олигарх вполне может оказаться в руках тех сил, какие извне подталкивали его к организации народного возмущения.

Сказанное, конечно, не означает того, что я выступаю против рациональной и нонконформистской борьбы средних и низовых слоев общества за свои социальные и иные права. Тем Не Менее в нынешних условиях украинский опыт заставляет предельно настороженно относиться к тем, кто стремится к мобилизации народного возмущения на основе лишь обличения власть предержащих, обещая в случае прихода к власти осчастливить всех и вся и не предлагая альтернативной программы социально-экономического развития.

Москва, Мария Вяткина