Горьковский образ Буревестника применим не только к людям. К произведениям он приложим также. Выдающийся труд Карла Маркса и Фридриха Энгельса завершается так, как положено заканчиваться гимну Буревестника революции.
Вспомните последние слова стихотворения Максима Горького: «Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем, то кричит пророк победы: — Пусть сильнее грянет буря!..»
А вот итоговые строки «Манифеста Коммунистической партии»:
«Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
НЕ БУДЕМ ГАДАТЬ, навеяна ли «Песня о Буревестнике» М. Горького «Манифестом Коммунистической партии», хотя роднит их очень многое. Гордому поэтическому Буревестнику противостоят мечущиеся в ужасе чайки, стонущие от страха гагары, пингвины, робко прячущие от бури тело жирное в утёсах… но ведь у Маркса и Энгельса эти персонажи также присутствуют в «Манифесте», но уже в виде политических течений. Вспомните третью главу этого произведения. В ней речь о прячущих свой ужас в страхе перед пролетарской революцией разновидностях реакционного социализма — феодальном, мелкобуржуазном, «истинном» немецком — это те же политические чайки и гагары, коим недоступно наслажденье битвой жизни. А разве «консервативный, или буржуазный, социализм» не похож на пингвина?!
Да, Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии» не менее страстны, чем великий русский, советский писатель в «Буревестнике». Но мыслители обращались всё-таки прежде всего не к эмоциям, а к разуму рабочего класса. Страсть может и выветриться. Осознанная борьба за интересы рабочего класса, класса наёмного, угнетённого, эксплуатируемого, куда надёжнее. «Манифест», сопоставимый по силе воздействия на читателя с поэтическим «Буревестником», является одновременно глубоким научным произведением. Он вызывает не только сильные эмоции антиэксплуататорского гнева, но и своей мощной логикой побуждает к осмыслению окружающей действительности, к противодействию господствующему в ней культу чистогана.
Исследовательская сила «Манифеста» пробивает толщу уже многих десятилетий. В самом деле, сколько перьев сломано при рассуждениях об изменении, а то и «исчезновении» рабочего класса. А сколько версий (звонких, а то и пустозвонных) выдвинуто по поводу класса, захватившего командные высоты в экономике и политике после реставрации капитализма в России: не класс, а воровской криминал, и подобен он бесформенной расплавленной плазме и т.п. и т.д. Между тем уже в названии первой главы дан ясный и обоснованный ответ: в любом капиталистическом обществе существуют два главных класса — буржуа и пролетарии. Частных изменений за 170 лет, прошедших после выхода в свет первого издания «Манифеста Коммунистической партии», случилось уйма, а основные классы при капитализме остались прежние.
«Манифест» — произведение уникальное соединением глубины и ясности раскрытия исторических закономерностей. С одной стороны, эта работа — практически первооткрытие материалистического понимания истории, с другой — она написана для рабочих, чтобы они владели объективной логикой классовой борьбы. Благодаря органическому соединению этих начал марксизм сумел реализоваться не только как важнейшее научное направление, но и как классовая теория пролетариата, которой уготована долгая жизнь-борьба, пока коммунизм не одержит победу в глобальном масштабе.
В «Манифесте» в первый раз так доказательно объяснена природа главных классов капитализма: «Вышедшее из недр погибшего феодального общества современное буржуазное общество не уничтожило классовых противоречий. Оно только поставило новые классы, новые условия угнетения и новые формы борьбы на место старых… Общество всё более и более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два большие, стоящие друг против друга класса — буржуазию и пролетариат».
А далее следует характеристика буржуазии: «Безжалостно разорвала она пёстрые феодальные путы, привязывавшие человека к его «естественным повелителям», и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана». В ледяной воде эгоистического расчёта потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место пожалованных и благоприобретённых свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, чёрствой.
Буржуазия лишила священного ореола все роды деятельности, которые до сих пор считались почётными и на которые смотрели с благоговейным трепетом. Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наёмных работников».
Но буржуазия невозможна без пролетариата, так как именно он, продавая свою рабочую силу, создаёт ей прибыль. Пока сохраняется капитализм, эти два класса неразрывно связаны. В «Манифесте» эта связь раскрывается с удивительной прямотой и ясностью: «В той же самой степени, в какой развивается буржуазия, т.е. капитал, развивается и пролетариат, класс современных рабочих, которые только тогда и имеют возможность существовать, когда находят работу, а находят её лишь до тех пор, пока их труд увеличивает капитал. Эти рабочие, вынужденные продавать себя поштучно, представляют собою такой же товар, как и всякий другой предмет торговли, а потому в равной степени подвержены всем случайностям конкуренции, всем колебаниям рынка». Столько десятилетий прошло, а положение пролетариата при капитализме в основе своей осталось прежним.
Капиталистическим угнетением недовольны многие социальные группы общества. Но К. Маркс и его друг и единомышленник Ф. Энгельс доказали: «Среди всех классов, которые противостоят теперь буржуазии, только пролетариат представляет собою и вправду революционный класс… Средние сословия: мелкий промышленник, мелкий торговец, ремесленник и крестьянин — все они борются с буржуазией, чтобы спасти своё существование от гибели как средних сословий. Они, следовательно, не революционны, а консервативны. Даже более, они реакционны: они стремятся повернуть назад колесо истории».
Этот ТЕЗИС в «Манифесте Коммунистической партии» совсем не случаен, он присутствует не между делом. Родоначальники теории научного коммунизма, излагая в первый раз каркас этой теории, посчитали необходимым предупредить пролетариат, что под вывеской социализма имеют возможность выступать его враги. В советскую пору третью главу «Манифеста» рассматривали в основном как исторический экспонат, считалось — не без оснований! — что она утратила актуальность. После реставрации капитализма положение в корне изменилось: «друзья народа» с социалистическими вывесками и буржуазной душонкой стали плодиться со скоростью тараканов. А идеологических объедков для них — с избытком.
Предупреждение Маркса и Энгельса абсолютно прозрачно: наряду с коммунизмом (социализмом), выражающим интересы основного трудящегося класса капиталистического общества — рабочего класса, пролетариата, — существуют социалистические теории, которые не совпадают с пролетарскими интересами и даже направлены против них. И это легко объяснимо: такие теории называются социалистическими не только в силу лукавства их создателей, а прежде всего потому, что критикуют капитализм, но делают это с позиций иных, отживающих свой век классов.
Такие, чужие, концепции социализма в «Манифесте» поделены на две группы: реакционную и консервативную; первая тянет назад, вторая жаждет законсервировать существующее жизнеустройство, подремонтировав его.
К консервативной группе, безусловно, относится «феодальный социализм». В XIX веке он достаточно активно критиковал капиталистические порядки. Но откуда в этот день-то приверженцы феодализма? Вероятно, из сундука с нафталином. Наличие в сегодняшней России политически организованных и активных монархистов публично признают руководители Национально-патриотического союза (не путать с Народно-патриотическим союзом!). Примечательно, что сегодняшние рудименты былых защитников феодальных порядков идейно хорошо сохранились: характеристика феодального социализма, данная в «Манифесте», не устарела нисколько. А там написано:
«Они столь мало скрывают реакционный характер своей критики, что их главное обвинение против буржуазии в том и состоит, что при её господстве развивается класс, который взорвёт на воздух весь старый общественный порядок.
Они гораздо больше упрекают буржуазию в том, что она порождает революционный пролетариат, чем в том, что она порождает пролетариат вообще».
Столь же реакционным родоначальники научного коммунизма считали и «мелкобуржуазный социализм». Ему присуще одно приличное качество: он умеет подмечать противоречия капиталистической системы, неопровержимо подтверждает вымирание мелкого предпринимательства города и деревни с благословения правительства России и правительства, рост бедности и нищеты населения, вопиющее имущественное неравенство и прочие пороки капитализма. Но это качество не избавило мелкобуржуазный социализм от беспощадной критики Марксом и Энгельсом:
«По своему положительному содержанию этот социализм стремится или восстановить старые средства производства и обмена, … или — вновь насильственно втиснуть современные средства производства и обмена в рамки старых (добуржуазных. — В.Т.) отношений собственности… В обоих случаях он и реакционен и утопичен».
После 1991 года мелкобуржуазный социализм наиболее ярко и полно проявил себя в законе Верховного Совета РФ об «именных приватизационных чеках». У этого социализма два взаимосвязанных социальных принципа: сделать всех мелкими собственниками, а для этого — хоть у государства, хоть у олигархов — «отобрать и поделить».
Пожалуй, в этот день особенно внимательно надо читать параграф «Манифеста» о «консервативном, или буржуазном, социализме». И это понятно: в этот день в России господствует буржуазное мироустройство, следовательно, оно больше всего и проявляется хоть в экономике, хоть в политике, хоть в идеологии. И в середине XIX века, и в этот день приложить руку и ручку к подновлению и пропаганде «буржуазного социализма» стремятся экономисты, филантропы, поборники гуманности и покровительства животным, мелкотравчатые реформаторы и прочая и прочая. Их роднит точно подмеченное Марксом и Энгельсом свойство:
«Буржуа-социалисты желают сохранить условия существования современного общества, но без борьбы и опасностей, которые неизбежно из них вытекают. Они желают сохранить современное общество, но без тех элементов, которые его революционизируют и разлагают. Они желали бы иметь буржуазию без пролетариата. Тот мир, в котором господствует буржуазия, им кажется лучшим из миров. Буржуазный социализм разрабатывает это утешительное представление в более или менее цельную систему…, он в сущности требует только, чтобы пролетариат оставался в теперешнем обществе, но отбросил своё представление о нём как о чём-то ненавистном».
Естественно, что Маркс и Энгельс в 1848 году не знали ни о каком бернштейнианстве, но они предвидели логику подобного отступничества и удивительно чётко её охарактеризовали на основе едва проклёвывавшихся росточков:
«Другая, менее систематическая, но более практическая форма этого социализма стремилась к тому, чтобы внушить рабочему классу отрицательное отношение ко всякому революционному движению, подтверждая, что ему может быть полезно не то или другое политическое преобразование, а лишь изменение материальных условий жизни, экономических отношений. Но под изменением материальных условий жизни этот социализм понимает отнюдь не уничтожение буржуазных производственных отношений, осуществимое только революционным путём, а административные улучшения, осуществляемые на почве этих производственных отношений, следовательно, ничего не изменяющие в отношениях между капиталом и наёмным трудом…».
Особое недовольство у «буржуазных социалистов» вызывают те действия господствующей системы, которые… революционизируют наёмных, эксплуатируемых работников как физического, так и умственного труда. Они всё время грозят власти пальцем, а то и кулаком: «Ты с ума сошла! От твоих действий рабочий класс взбунтуется! Одумайся!»
Удивительно дальновидна эта третья глава «Манифеста Коммунистической партии», как и весь документ. Надо только почаще в него заглядывать и извлекать уроки для практической деятельности.
Но ВНОВЬ И ВНОВЬ мы обращаемся к главе «Пролетарии и коммунисты», самой программной в этой великой работе. Она настолько актуальна и ценна, что могла бы стать сердцевиной и современной Программы Коммунистической партии. Кто из коммунистов рискнёт возразить против такого, в частности, пункта:
«Ближайшая цель коммунистов та же, что и всех остальных пролетарских партий: формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти». В нескольких строках вся программа-минимум. Да ещё при этом точно указаны политические союзники, на которых можно надеяться при решении ближайших революционных задач Коммунистической партии.
А вот ещё ключевой вопрос, в связи с которым немало серьёзной идеологической, политической и экономической путаницы: каким видят коммунисты будущее социалистическое общество (не переходный промежуток времени от капитализма к социализму, а социализм)? Точнее, чем в «Манифесте Коммунистической партии», ответа не существует и быть не может: «Отличительной чертой коммунизма (со времён второй Программы Российской коммунистической партии (большевиков), принятой в 1919 году, в этом смысле применяется понятие социализм. — В.Т.) является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности… В этом смысле коммунисты имеют возможность выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности».
Кто не согласен с этим тезисом, тот является сторонником эксплуатации человека человеком. Занимать такую позицию коммунисту непозволительно. Дело в том, что любой сторонник сохранения эксплуатации человека человеком на деле оказывается противником социалистической революции, а в условиях нынешней России — сторонником буржуазной контрреволюции.
«Манифест Коммунистической партии» на вопрос о революции даёт абсолютно однозначный, чёткий ответ:
«Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с унаследованными от прошлого отношениями собственности; неудивительно, что в ходе своего развития она самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого…
Пролетариат использует своё политическое господство, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил».
Такова программа действий коммунистов. Она задана «Манифестом Коммунистической партии», созданным родоначальниками научного коммунизма. Этот документ и в этот день остаётся главным Буревестником пролетарской революции.
По материалам сайта КПРФ 
