Об этом сообщило издание «Крымское Эхо».

или О ТОМ, КАК ГАВРИЛЁВА ПОСМЕЛА В ФЕЙСБУК НАПИСАТЬ

Я о депутатском чванстве. Или зазнайстве? Или бескультурье-невоспитанности? В общем, не знаю, судите сами. Если не права — поправьте.

Мизансцена: сессия Госсовета, спикер Владимир Константинов читает по тексту процессуальные формулировки, необходимые для принятия пунктов повестки дня. Режет слух «бесхозяйное имущество». В русском языке, как с детства засело в голове, есть «бесхозное имущество». Похоже, самого Владимира Андреича это словосочетание смущает, он раз за разом (и не на первой пленарке!) на нем спотыкается. Собственно, это та штука, которая относится к мелочам, деталям, какие журналист знать не обязан.

Но хочется. Забрасываю пост в соцсеть (фото вверху) в надежде на то, что из более чем двух тыс. фейсбучных «друзей» отыщется знаток, который разъяснит данную деталь.

Дальше развивается драматургия. Минут через десять (а сессия-то идёт! Спикер зачитывает новый вопрос…) на меня налетает неизвестная мне дама — длинноволосая блондинка и так сурово:

— Вы Гаврилёва?

Ну, вообще-то я Гаврилева — с ударением на «и», так я напоминаю сама себе о моем предке Гавриле, который, по семейной легенде, был управляющим у Петра I на постройке кораблей под Воронежем. Но ладно, не будешь же каждого поправлять…

Дальше мне в нос дама тычет светящийся экран телефона, на котором я не успеваю на самом деле ничего заметить, а потом идёт устный текст, который могу привести лишь в пересказе: мол, прежде чем всякую пакость в фейсбуке писать, надо какой-то там имущественный (?) кодекс читать!

Немая сцена: рот у меня открыт, глаза круглые, мои коллеги по соседству в диком восторге.  Во, отчитала!

Кто такая, спрашиваю коллег — не один десяток лет, кстати, вместе со мной побывавших на всяких-разных сессиях. Соседи оказались такими же профанами, как и я в деле идентификации депутата — а то, что это народный избранник, мы поняли сразу по месту её сидения где-то в первых рядах в депутатском секторе. То есть это как раз тот «безымянный депутат», о существовании которых говорил Владимир Константинов в своей вступительной речи — их никто никогда не видел на трибуне, к таким никто не ходит за комментариями, потому что им нечего сказать. Они не вносят законопроекты, они не отстаивают свое мнение прилюдно, они даже не выступают публично — иначе как минимум их хотя бы знали в лицо.

Спикер очень желает, чтобы таких депутатов не было. Не буду тут патетически воздевать руки к небу и спрашивать того, кого там нет: и как такие люди получают мандат? Я просто хочу, чтобы со мной как избирателем, журналистом, человеком в конце концов обращались по-людски, а не как с таракашкой.

Я бы на подобный эпизод не обратила внимания, если бы случился он на базаре. Но депутату, да ещё в сессионном зале, да ещё во время сессии (а они-то соцсети читают, да ещё как, оказывается! Почему же они на более серьезные вещи не обращают внимания, делая вид, что «они это не видели»?) спустить не могу.

Если эта дама думает, что тем самым она «защитила» спикера, из пула которого, видимо, попала в депутатское кресло, она, мягко сказать, ошибается: сам Константинов много раз демонстрировал свою адекватность происходящему. Если хотела ему навредить (такие, предполагаю, также есть между 75 избранников), то цель не достигнута: журналисты отлично знают, кто такой Константинов и чего от него ждать.

Мой вопрос в фейсбуке требовал простого ответа, который и дали коллеги по журналистскому цеху: это, мол, юридический термин — учи, Наташа, матчасть. Возможно, нашелся бы более знающий — из числа юристов-правоведов, который бы, возможно, уточнил, что юридический язык (не уверена, что сейчас выражаюсь верно) в России засорен англоязычной калькой, которую в законы, принятые в далеких 90-х, вкатали американцы, какие тогда фактически управляли страной.

Если бы это мне сказал кто-нибудь знающий, я бы к нему прицепилась и узнала бы много примеров того, как русское «бесхозный» превратилось в умопомрачительное «бесхозяйный». Или мне бы доказали, что это нормально. И я ничего не понимаю. В любом случае, если бы это было интересно, я бы сделала материал, который, может быть, прочитала эта дама.

Но это профессиональная журналистская кухня, она для данной дамы что китайская грамота. Она и не должна в ней ничего смыслить, как я ничего не смыслю в законотворческой деятельности. Но я хорошо понимаю, как должны строиться взаимоотношения между журналистом и депутатом. И человеком и депутатом. А она явно не понимает. Поэтому я пишу эти злые строки.

И напоследок. Я ничего не утверждаю, так как глаза мои близоруки. Но мне показалось, что оставшееся время сессии сия дама сделала на первых рядах, жуя жвачку, глядя в лицо своего подзащитного…